Утром второго декабря пришёл в Выборгский РВК и потребовал предоставить мне возможность отправления гражданских надобностей. К законному требованию в военкомате отнеслись подозрительно - решили, что я скрываюсь от милиции. Прапорщик, не желая брать на себя ответственность, отправил меня к начальнику призывной комиссии майору Забирухину , который после длительных уговоров выдал мне повестку на медкомиссию. Пятого декабря ровно в 8-00 меня, лишённого волос и паспорта, грустного и пьяного друзья погрузили в военкоматовский автобус.
Проснулся на проспекте Обуховской обороны, у городского сборного пункта. Выстроенным в шеренгу призывникам Выборгской стороны предложили вскрыть сумки и сдать ножи и водку. Закончив шмон, нас поместили в кинозал, где уже сидело человек двести. Проснулся в пустом зале. В фойе нашёл прапорщика с бумагами.
- Товарищ прапорщик, вы меня забирать-то будете или потом прийти?
- Фамилие?
- Чьё?
- Твоё.
- Максимишин.
- Мудак! Я тебя три раза кричал. Вон автобус, куда едет не знаю, там разберутся. Бегом марш!
Автобус вырулил на Московский проспект и уверенно двинулся по нему.
- В аэропорт везут, - огорчились призыники.
Спрашиваю сопровождающего нас прапорщика-корейца с эмблемами войск связи:
- А куда едем, товарищ прапорщик?
- В жопу!
Ожидаемого поворота направо, - в Пулково, не случилось. Прибыли в город Пушкин, на пересыльный пункт п/п 116. Казарма - горчичного цвета своды, коричневые стены, двухъярусные койки без матрасов. После пьяных проводов есть не хотелось, да и нечего было. Прошёл слух, что будем служить на территории Ленинградского военного округа. Новость эта порадовала и радовала до тех пор, пока я не изучил на висевшую на стене карту ЛенВО. Краснознамённый округ, как оказалось, включал все земли и воды от Бологое до Полюса. Угнетенный этим знанием, я уснул.
Просыпаюсь - опять пусто. Вышел в коридор - стоит строй, человек девяносто. Пристроился сзади. Давешний майор называет фамилии.
- Кого не назвал?
- Меня.
- Фамилия?
- Максимишин.
- Мудак! Где был?
- Спал.
- Ну ты, воин, даёшь! - восхитился майор, - Я думал ты смылся! Твоя команда уже в Мурманске на повара учится.
Смачно ругнувшись, внёс меня в список.
Наша колонна посредством двух электричек и метро добралась до станции Левашово и углубилась в лес. « Кто умеет паять, - скомандовал прапорщик-кореец, - три шага вперёд!». Делаю шаг вперед.
Через час мы вошли в ворота части. Встретил нас то ли пьяный, то ли по жизни весёлый обитатель будки КПП. Настырно предлагал купить валенки.
Построились на плацу. Время 0-30. Шеренгу тут же окружили "деды", выпрашивая и выменивая часы и шмотки. Стояли долго. Наконец пришёл прапорщик и, расшугав старослужащих, разделил нас на умеющих паять и паять неумеющих будущих артиллеристов. Вслед за сержантом всемером последовали в ленинскую комнату второй роты учебного батальона связи. Сержант велел доедать остатки родительских харчей. Время от времени в комнату просачивались заспанные солдатики в несвежем белье. По рыку сержанта бесшумно исчезали, в случае удачи, унося с собой пирожок или кусок курицы. Наконец «Отбой!».
Проснувшись, обнаружил, что всё содержимое рюкзака (мыло, зубная паста, бритва, кремы до и после и т. д.) спёрто однополчанами. На дне лишь зубная щётка, томик Шевченко и пластинка с Гимном СССР и циничной гуткой на коверте, подаренная при прощании сионистом Шурой Гуровичем.
После зарядки завтрак. Перлловую кашу с салом есть не стали. «Это у вас пирожки мамины в жопе булькают» - пояснил старшина. Он же после завтрака отвёл нас на склад, где плучили вещевое довольствие.
Остаток дня просидели в бытовке за рукоделием - пришивали пуговицы, шевроны, погоны. Между делом приходилось отвечать на вопросы начальников, прибывавшими по порядку возрастания чинов для осмотра пополнения. Первым был старшина. Фамилия, имя, год и место рождения, национальность.
- По правде или по паспорту?
- По правде я и так вижу.
- Тогда украинец.
- Гражданская специальность?
- Учился в Политехе на ядерной физике.
Это старшине не понравилось.
Следующим опросу подвергся Мишка Шуба, люмпен-студент, отчисленный, как и я, с третьего курса физфака, только университетского.
- Фамилия?
- Шуба.
- От это класс! - обрадовался старшина, - будешь обмундирование подписывать, а всё шуба. И шинель - шуба, и хэбэ - шуба, и валенки - шуба. Имя отчество?
- Михаил Юрьевич.
- Ёб твою! Как Гоголя ! - не переставал удивляться прапорщик.
- Работал кем?
- Учился в университете на ядерной физике.
- Пиздец второй роте. Взорвут.
Далее те же вопросы задавал командир роты - по виду, сильно пьющий усталый капитан. Он же сообщил, что нам повезло, поскольку служить будем под Ленинградом, а не на ЗФИ (Земля Франца - Иосифа), но ещё ничего не поздно исправить. «Служить здесь легко, кормят хорошо и часто, да и вообще, много ли солдату нужно, насрал в штаны и радуйся, что тепло».
Начальник штаба батальона майор Столяров выступил с короткой энергичной речью, начав её так: «Вы эти мысли свои ебанутые из головы повыбросьте!»
Последним появился дневальный и по одному вызывал в канцелярию к ротному. Моя очередь. Стучусь, открываю дверь.
- Можно?
- Можно за хуй подержаться, - сообщил капитан, - В армии говорят «разрешите». Заходи по-новой.
Дубль «два».
- Разрешите войти?
- Входи.
- Ну?
- Вошёл.
Ротный эффектно обыграл слово «вошёл».
- Представляться надо, товарищ курсант.
Дубль «три». На этот раз удачно.
- На Кубу служить поедешь?
- Поеду.
- Пойдёшь в третий взвод.
- Есть.
- Есть, есть… На жопе - шерсть...
К вечерней проверке я уже был экипирован, а через три дня мне стало казаться, что в третьем взводе второй роты я родился и вырос.
